Так было заведено испокон веков, еще славными предками, подписавшими Тройственный Договор. И при Тишайшем — царе Алексее Михайловиче — в особом Уложении власть дворян над крестьянами была закреплена. Ему ли — Бахметьеву из рода столбовых дворян, этого не знать? Пробовал потом один глупый царь поменять заведенный в России порядок вещей, но дворяне ему быстро объяснили — так делать не надо. Власть российского государя всецело основана на преданности дворян, а их благополучие — на владении крепостными крестьянами. Вот в чем вся глубинная суть Тройственного Договора. А что его подправили потом немного — так это для всеобщей пользы.
Ишь, взяли моду на галлийские порядки кивать! Да, видел Василий Николаевич эту Францию — срамота одна! И законы в ней паршивые. Хотел себе пару галлийских крестьянских семей в поместье прикупить, да куда там! «Торговля людьми — это варварство!» — так и сказали ему, еще и рассмеялись прямо в лицо. За одно это он дома приказал бы запороть наглеца до смерти, не посмотрев на то, чей он холоп. Ничего, потом бы договорились с хозяином, и убыток он возместил бы. И любой российский суд Бахметьева бы поддержал, потому, что холоп должен знать свое место и жить в повиновении.
…А девку эту офицер тогда обрюхатил. Вскоре выяснилось, что она в тягости. Пришлось выдать ее замуж в самую дальнюю деревню, с глаз долой. А теперь вот, рассматривая ее дочь, Бахметьев вдруг ясно вспомнил черты лица того погибшего офицера. Сходство было налицо, проглядывала в девчонке отцовская порода. Что не говори, а у одаренных особая стать, особенно в тех семьях, что давно живут с даром. И детям их, даже рожденным от крестьянок, родительская порода частично передается. А сколько еще таких неучтенных потомков живет по окрестным деревням, чьи отцы-дворяне даже не догадываются о их существовании…?
Жена бондаря, видимо поняв, что барин ее признал, поползла на коленях к его ногам и уткнулась лбом в сапоги Бахметьева
— Батюшка-благодетель, не губи дочек, Христом богом прошу! Дети ведь, совсем еще, глупые, неразумные! Пощади…
— Пошла вон, дура — оттолкнул он ее сапогом — Моя милость теперь от твоего мужа зависит. Сделает все, как надо — пощажу. Его проси спасти дочек.
Баба вытерла заплаканное лицо ладонью и уставилась на барина, шмыгая носом. Василий Николаевич насмешливо кивнул ей на Анисима, как раз выходящего из избы. Не веря своему счастью, та вскочила с колен и помчалась, перехватив мужа у плетня. Что-то жарко зашептала ему, косясь в сторону Бахметьева.
— Неужто отпустите старшую девку, ваша милость? — склонился к уху барина Степан
— Посмотрим, как оно на заимке пойдет. Если ведьму прихватим, то нам сегодня не девок будет.
— И то, правда! — угодливо засмеялся «опричник» — А девка энта никуда не денется. Прикажете, и я в любой день за ней самолично съезжу.
— Съездишь. Но трогать не смей, накажу.
— Да, как можно-то⁈ Я что ж, без понятия что ли? — притворно обиделся Степан.
Но Василий Николаевич заметил его плотоядный взгляд, брошенный на старшую дочь бондаря. Нет, не тронет, конечно — побоится господского гнева. Но похабство какое-нибудь учинить по дороге может. И запугать потом девку, чтобы молчала от страха. Поэтому погрозил для острастки подручному кнутом и предупредил
— Я ведь все равно узнаю. Догадываешься, что с тобой тогда станет? Управляющий давно на тебя злобу копит — отдаст дворовым мужикам на расправу, а те уж не пощадят.
Вот тут уж Степан испугался по-настоящему, даже побледнел. Дворовые гридней люто ненавидели, а его поболее всех остальных. И было за что…
—…Ну долго еще идти? — нетерпеливо спросил Бахметьев бондаря, который шел первым, приглядываясь к одному ему известным приметам.
— Скоро придем ваша милость, недалече осталось…
Как Анисим выискивал путь среди сугробов и промоин — не понятно, но идущие за ним след в след гридни еще ни разу не черпанули сапогами воды. В какой-то момент Василий Николаевич заметил, что следы к мужских сапог сливаются теперь с цепочкой следов женских. И радостно выдохнул — не обманул холоп. А ведь Бахметьев не поверил ему до конца, поэтому и шел последним.
Бондарь вполне мог и в трясину их завести — просто из звериной ненависти, которую помещик чувствовал в своих холопах. Вот вроде и рожи у них тупые, равнодушные, как у скотины, а так иногда полыхнет от них в спину такой лютой злобой, что аж, мурашки по коже бегут. Оттого и держал он всегда при себе псов — подручных, их-то холопы ненавидели еще больше. За то, что вольные, а служат барину, охраняя его от холопов.
Вдалеке между стволами деревьев мелькнул темный сруб с покатой крышей, и в воздухе пахнуло дымком. Значит на заимке ведьма, не успела уйти. Чуть дальше за низкой избой виднелись черные столбы языческих идолов, видимо там и находилось проклятое капище. Вот и хорошо. Будет лишнее оправдание для инквизиторов, если лекарка и впрямь окажется дворянкой. Только пустое все это — какая дворянская дочь будет холопов лечить и посреди трясины жить? Сплетни одни…
— Барин, пощади! Больше смерти боюсь я мести богов древних! Не пойду к капищу, хоть режьте меня! — Анисим упал коленями в снег и, стянув треух, размашисто перекрестился — Я вас на твердь вывел, а дальше уж вы сами. А я здесь у деревьев в сторонке постою.
Подручные переглянулись между собой и задумчиво посмотрели на заимку, до которой идти оставалось всего ничего — шагов сто. К тому же туда вела цепочка женских следов, а по краю поляны росли деревья с ровными толстыми стволами. Здесь уже действительно начинался остров посреди трясины.
— Барин, что скажете? Может, пусть идет? — спросил Степан, намекая, что дальше начнется такое, что холопу видеть не стоит — Тропу мы хорошо протоптали, небо ясное, до вечера чай не заметет. Да, мы и сами быстро здесь управимся.
Бахметьев задумчиво пожевал губу, обдумывая предложение Степана. Дойти назад по своим же следам особого труда и правда, не составит — все они заядлые охотники. А вот с лекаркой хотелось поговорить без лишних глаз и ушей. Как дело пойдет, а то может, и здесь где-нибудь прикопать ее потом придется. Звери ее кости быстро обглодают, да растащат по болоту, а заимку спалить. В деревне же сказать, что в избушке ее не было. Ушла, мол, другой дорогой. Кто потом эту лекарку искать будет? Может, она в трясине сгинула…
— Пошел прочь, тварь трусливая! — приказал он холопу и протянул его напоследок кнутом по спине. Заячий тулуп с треском разошелся по шву, но бондарь, кажется, этого и не заметил — припустил по тропинке между сугробов, что твой беляк.
— Идем, поговорим с ведьмой по-свойски. Объедки вам оставлю, покуражитесь над лярвой напоследок.
Гридни радостно загоготали и торопливо направились к избе, на ходу расстегивая тулупы. Оглянувшись, Василий Николаевич увидел, как бондарь Анисим опустился на колени и начал молиться. Видно понял, что лекарки живой ему больше уже не увидеть. Барин усмехнулся и бодро зашагал вслед за своими подручными. Ничего, потом как-нибудь и до этого холопа руки дойдут…
В избу они ввалились всей гурьбой, пройдя через небольшие, темные сени. Внутри было жарко натоплено и стоял насыщенный, густой аромат травяного отвара. Котелок с ним стоял посреди стола и из него валил горячий пар — видно было, что его только вынули из печи. Пахло от него чем-то сладким, приторным, отчего немного кружилась голова и навалилась усталость. Бахметьеву захотелось присесть на лавку, но сначала нужно было найти ведьму.
— И где лекарка? — недовольно спросил он, оглядывая небольшую чистенькую комнатку, отгороженную у дальней стены ситцевой занавеской. Подошел к столу, на котором лежала еще и старинная рукописная книга. Взял ее в руки, с удивлением отмечая, что страницы в ней из тонкого пергамента, а непонятный текст написан бурыми чернилами.
— Да здесь она где-то, прячется! Куда ей деться-то? Вокруг дома ее следов нет, я бы их заметил на нетронутом снегу! — уверенно сказал Прохор и, зевнув, направился к занавеске.